Конец света на «бис» - Страница 49

В штаб-квартире НАТО в Фонтенбло приказ из Вашингтона был немедленно принят к исполнению, но почти одновременно моложавый французский колонель, выглядывавший из открытого люка АМХ-13, принял по рации одно-единственное слово – «Химера», – и ему этого было достаточно.

Управляющий механизм военной машины под названием «Североатлантический блок» начал раскручиваться, но в это время в здание штаб-квартиры НАТО в Фонтенбло ворвались французские солдаты. Стрельбы не было (почти – один американский сержант всё-таки нажал на спусковой крючок, и дело кончилось несколькими трупами): операция «Химера» была хорошо подготовлена.

Дирк Стиккер не успел даже выйти на связь с Вашингтоном, как двери его кабинета с треском распахнулись.

– Господин Генеральный секретарь НАТО, – вежливо произнёс полковник-француз, за спиной которого толпились его солдаты. – От имени моего правительства я уполномочен заявить, что Франция вышла из НАТО и сохраняет нейтралитет. В соответствии с нормами международного права Франция, как нейтральная страна, не может допустить, чтобы та или иная военная структура любой воюющей державы функционировала на её территории. Весь персонал штаб-квартиры НАТО будет разоружён и интернирован, и подобные действия уже предпринимаются в отношении всех других военных объектов НАТО, расположенных на территории Франции. Президент де Голль обещает…

– Твой де Голль подлый предатель! – выкрикнул побагровевший генерал Норстад.

Лязгнули затворы.

– Я бы вас попросил, – холодно произнёс французский полковник, – не оскорблять национального героя Франции, а то у кого-нибудь из моих солдат могут не выдержать нервы, и он выстрелит – конечно же, совершенно случайно. Сдайте оружие, господа.

В течение часа все американские базы во Франции были нейтрализованы. С авиабазы Лан-Куврон успели подняться несколько самолётов, взявших курс на Англию. Французские «вотуры» им не препятствовали – де Голль избегал ненужного обострения конфликта. С других баз «беглецов» не было – «подлого предательства» французов никто не ожидал. Справедливости ради стоит отметить, что кое-какая информация о готовившемся де Голлем «нестандартном ходе» просочилась и дошла до ЦРУ, но не была воспринята американцами всерьёз – реальность подобного варианта выглядела слишком дикой, и его сочли неуклюжей провокацией коммунистов, направленной на подрыв единства Североатлантического блока.

«Граждане Французской республики! – заявил де Голль в своём радиообращении к нации. – Я сделал всё возможное, чтобы спасти нашу страну от ужасов ядерной войны, перед которыми меркнут все ужасы прошлых войн. Франция нейтральна, и война её не коснётся – сохраняйте спокойствие!».

И Жаны с Жаками старались сохранять спокойствие, наблюдая, как на севере вырос целый лес атомных «поганок», – на территорию Франции не упала ни одна русская ракета.

Хрущёв и верховное советское командование по достоинству оценили предложение де Голля – при условии французского нейтралитета перевес Советского Союза в сухопутных силах на европейском театре военных действий становился подавляющим. А сотни русских ракет были перенацелены на ФРГ и другие страны НАТО – плотность советского ядерного удара по Западной Европе была ужасающей.

****

Вторая половина сентября 1962 года. Рим. Италия

С трапа самолёта, прилетевшего рейсом Монтевидео-Лиссабон-Рим, спускалась пестрая толпа пассажиров и после недолгой прогулки по взлётному полю втягивалась в терминал только что открытого аэропорта «Леонардо да Винчи». Офицер паспортного контроля, слегка одуревший от притока пассажиров, быстро поставил штамп в уругвайский паспорт на имя дона Аугусто Хуареса, скотопромышленника, и отдал его в руки владельца – респектабельного синьора средних лет в дорогом костюме, который не мог скрыть фигуры бывшего борца. Вежливо поблагодарив офицера на приличном итальянском языке, дон Аугусто, получив багаж, сел в такси и поехал в заранее заказанный им отель.

Таксист, как и большинство его коллег в других городах мира, был болтлив и горд за вновь расцветший после войны Рим. «Да, синьор, я сам из Генуи, сюда приехал на заработки. Город растёт, таксисты нужны. Жизнь, а что жизнь? Лучше, чем после войны, но простому человеку тяжело. В деревне всё глухо, землю, особенно на югах, по-прежнему держат синьоры, в порту Генуи полегче, профсоюзы в обиду не дают, но на завод ещё надо устроиться, а докером я больше работать не могу, на прошлой войне получил свои осколки под Тобруком, теперь они из меня вылезают. Но я не фашист, будь они прокляты! Голосую за коммунистов, в моём родном городе мэр-коммунист и даже начальник полиции бывший гарибальдиец. Когда два года назад ублюдки Микеллини и Боргезе из Итальянского социального движения пытались провести своё фашистское сборище, поднялись все профсоюзы Генуи, все докеры. Здорово мы им врезали, правда, эти сволочи ночью открыли стрельбу около проходной порта и убили нескольких наших. Но ничего, мы ещё с ними посчитаемся!».

Таксист так увлёкся своим монологом, что не капли не удивился, почему синьор свободно поддерживал с ним беседу на итальянском. Но ему пришлось бы удивиться, и очень сильно, если бы он узнал, что дон Аугусто, вернувшийся в Рим спустя десять лет, изменит и его судьбу, и судьбу многих итальянцев, беспечно слоняющихся по улицам своего древнего города.

Вечером того же дня в отдельном кабинете небольшого уютного ресторана дон Аугусто ужинал вместе с крупным мужчиной, на грубом крестьянском лице которого при виде синьора Аугусто расплылась удивлённо-радостная улыбка.