Адмирал Чурсин стоял на верхнем мостике «Победы» и смотрел на берег. Полчаса назад командующий Черноморским флотом получил приказ о введении в действие плана «Экватор», а это означало, что худшие опасения оправдались – война началась. Но орудия линкора пока молчали: похоже, турки приняли условия ультиматума.
– Товарищ адмирал! – дробно простучав каблуками по трапу, на мостик вбежал офицер связи. Он был бледен, и рука его, протянувшая Чурсину бланк радиограммы, заметно дрожала.
Адмирал прочитал радиограмму и передал её стоявшему рядом командиру линкора.
– Боевая тревога, – глухо уронил он. – Атомная. С полной герметизацией корабля.
Капитану первого ранга Игнатьеву понадобилось несколько секунд, чтобы понять то, что было сказано в шифровке.
Севастополь подвергся ядерному нападению. Город разрушен. По данным радиолокаторов системы слежения, ракета была выпущена с территории Турции.
– Всё ясно? – спросил Чурсин.
– Так точно, товарищ адмирал.
…Огромная боевая машина, именуемая линейным кораблём, пришла в движение. С лязгом захлопывались люки и двери, поворачивались задрайки и кремальеры, включились вентиляция и система орошения, предназначенная защитить корабль от радиоактивной пыли. И задрались к небу тяжеленные стволы орудий главного калибра, шевельнулись – и замерли, ожидая команды «Огонь!». И команда пришла…
Левое орудие первой башни выбросило полотнище рыжего пламени. Пронёсся над морем тяжёлый грохот. Башня чуть повернулась, как живая, и выбросила второй снаряд. Оба снаряда ещё не долетели до замершего берега, когда ствол правого орудия первой башни покинул третий снаряд. А спустя минуту в азиатской части Стамбула выметнулась отчётливо различимая в мощной оптике дымная клякса; через пятнадцать секунд – вторая, на сей раз у самого Босфора, ещё через пятнадцать секунд – третья, на европейском берегу пролива.
– Проверка пристрелкой завершена! Снаряды легли в заданных квадратах!
– Спецснарядами – огонь!
На улицах Стамбула нарастала паника, но за то время, какое потребовалось атомному снаряду, выброшенному из левого орудия второй башни линкора «Победа», чтобы долететь до берега – за минуту с небольшим, – люди не успели сделать ничего: они даже не успели испугаться по-настоящему.
Над городом разлился ослепительный свет – «ярче тысячи солнц», как сказал в своё время Оппенгеймер. Свет брызнул в прорезь боевой рубки советского линкора, затенённую светопоглощающим щитком, и лица офицеров в тёмных очках показались иллюстрацией к боевику, коих немало появлялось на книжных прилавках в шестидесятые годы двадцатого века.
Дымный гриб, рождённый разрывом первого снаряда, не успел ещё подняться во весь рост, как правее его упал второй атомный снаряд, ещё через пятнадцать секунд – третий, в европейской части древнего города. Ударные волны ломали минареты как спички, рушились здания Византия-Константинополя-Стамбула, и гибли люди: тысячи и тысячи людей…
Командующий Черноморским флотом молчал, глядя на атомный ад невидящими глазами: ядерное пепелище Стамбула не могло возродить из пепла сожжённый Севастополь. Адмирал Чурсин не знал, что над Дарданеллами уже рвут воздух «скайуорриоры» с «Корал Си», а если бы и знал, это его ни в коей мере не взволновало бы. Он выполнил свой долг – страшный долг, – и всё дальнейшее уже не имело никакого значения…
…Американские офицеры, получив приказ «Любыми средствами обеспечить запуск ракет», выполнили его без колебаний. Три расчёта из пятнадцати, нейтрализовав турецкий персонал, сумели инициировать пуск трёх «Юпитеров». Одна ракета ушла на Севастополь, вторая на Новороссийск. Третья американская РСД не смогла оторваться от земли: турецкие солдаты, тоже получившие категорический приказ, расстреляли её на стартовой площадке из танковых орудий.
– О, аллах… – прошептал командовавший операцией турецкий полковник, наблюдая, как две американские ракеты уходят в небо. Он знал, чем это может кончиться, и потому не удивился, услышав рёв реактивных двигателей и увидев над Измиром шедшие на небольшой высоте самолёты с красными звёздами на плоскостях. – Это гнев твой…
27 октября 1962 года, раннее утро
«А горки тут знатные… Добротные… И как это, интересно, самураи за них крыльями не цеплялись, когда в сорок первом раскардаш учиняли? – размышлял капитан второго ранга Киреев, медленно поворачивая тумбу перископа. – А где же наш подопечный? – подумал он, процеживая окуляром горизонт, над которым возвышался синеющий абрис острова Оаху. – Где же они есть, заветные наши «Пять звёздочек»? А, вот он, красавец… Миляга – топает со всей своей свитой».
Подводная лодка «Б-88» третий день крутилась возле Пёрл-Харбора. Свою задачу по разведке главной базы US Navy на Тихом океане лодка выполнила и могла бы со спокойной совестью поворачивать к дому, но повезло ей встретить в открытом море неподалёку от Оаху новейший американский авианосец «Констеллейшн». И вот с тех пор она и кралась за ним, оставаясь при этом незамеченной – Киреев благоразумно маневрировал на малошумных ходах, держал дистанцию и не совался в пределы радиуса действия американских сонаров. Конечно, если бы американец шёл полным ходом одним и тем же курсом, он давно оставил бы «Б-88» с её черепашьей скоростью подводного экономического хода далеко позади, но «Констеллейшн» занимался боевой подготовкой – поднимал и принимал самолёты, менял курс и скорость хода, держась при этом в одном и том же районе. А «восемьдесят восьмая» шпионила: ей удалось перехватить радиопереговоры авианосца с базой и даже выйти на него в условную торпедную атаку. «Атака» была произведена с предельной дистанции – десять миль, – но по оценке положения «цели» на момент пересечения её курса «выпущенными» торпедами выходило, что минимум одну торпеду из четырёх «пять звёздочек» словили. Не так плохо…