За исключением эмоциональных вкраплений польской речи, разговор шёл на английском, и Гриссом понял, что влип, причём по самые уши. В глазах поляка американец увидел пыточные клещи, дыбу и колесование – чего ещё ждать от восточного варвара, и к тому же ещё и коммуниста?
«Как же мне не повезло…» – с тоской подумал бравый капитан USAF.
…Сопротивление натовских войск было окончательно подавлено в первых числах ноября. Все прежние тактические наставления были забыты: наступающие мели атомными боеголовками всё подряд, а потом через радиоактивные районы на полной скорости рвались танки, бронёй спасая свои экипажи от жёсткого излучения. Последние бои в сожжённых городах выглядели фантастически: солдаты обеих сторон, похожие в ОЗК и противогазах на инопланетян, беспощадно резались штыками среди пышущих жаром руин и вплавленных в землю останков бронетехники.
…Норвегию советская военная машина раздавила играючи. Батальон королевской гвардии, окопавшись на подступах к Осло, попытался было задержать русские танки, однако десятикилотонная боеголовка, взорвавшаяся над его позициями (советское командование не собиралось ни терять времени, ни нести лишние потери), мгновенно убедила гвардейцев в бессмысленности дальнейшего сопротивления. А британская атомная бомба, сброшенная на Нарвик штурмовиком с «Викториес», до крайности возмутила норвежского короля. Его Величество в резкой форме заявил протест против такой сокрушительной помощи, ведущей к многочисленным жертвам среди мирного норвежского населения, и добавил, что если подобное повторится, Норвегия перейдёт на сторону победителей и объявит войну Англии.
А победители вели себя пристойно – «русских варваров» вполне устраивал захват (с ничтожными потерями) значительной «чистой» территории с неразрушенными городами, дорогами, портами и промышленной инфраструктурой: Северному флоту нужны были базы. И очень скоро мирное население успокоилось, а голубоглазые фрёкен начали с интересом поглядывать на пришельцев с востока.
И в октябре шестьдесят третьего младшая дочь Олафа Нильсена, добропорядочная жена и мать двоих детей, родила третьего ребёнка – горластого черноволосого мальчишку. Масть новорождённого вызвала законное недоумение у светловолосого мужа светловолосой супруги, но старый мудрый Олаф не считал, что из-за такого пустяка стоит рушить семью. Он сумел убедить зятя, что генетика – это наука тёмная и непостижимая: возможно всякое, особенно если в воздухе носится разная радиоактивная гадость. И мир был восстановлен.
Жизнь налаживалась – скандинавы полагали, что им повезло: они хорошо знали, во что превратилась начисто выжженная Европа…
По дорогам Европы – по автобанам, где совсем ещё недавно неслись целые вереницы изящных машин, и по просёлкам, ухоженным и чистым, брели толпы беженцев. Эти люди в одночасье потеряли всё – дома, работу, сбережения, размеренность, будущее, – и шли теперь неведомо куда, спасая то последнее, что остаётся у человека: жизнь. Правительствам стран разгромленного блока НАТО было не до них, а у победителей хватало своих забот – Польша и Восточная Германия также подверглись разрушениям, там тоже были беженцы, и военные власти спешно организовывали для них временные лагеря, выбирая для этого относительно чистые районы среди множества радиоактивных пятен, оставленных ядерными взрывами. И неудивительно, что заботились эти власти в первую очередь о своих – до беженцев из стран НАТО у них просто не доходили руки, и «бесчеловечность коммунистических варваров», о которой на все лады твердила пропаганда США и Британии, была здесь совершенно не при чём.
Датчане бежали в Швецию, переправляясь через балтийские проливы на чём попало; Австрия и Швейцария принимали беженцев из ФРГ, но Франция, принимая ограниченное число бельгийцев и голландцев, немцев на свою территорию не пускала – дело доходило до обстрела толп беженцев из пулемётов (по официальной версии Парижа, германские беженцы несли с собой угрозу эпидемии – наряду со складами химического и атомного оружия в ФРГ были разрушены и склады оружия бактериологического). А у президента Франции и без того хватало головной боли: русские танки стояли на французской границе и в любой момент могли её пересечь во исполнение секретных статей договора между СССР и Францией, по которому последняя предоставляла советским войскам проход в Испанию. Однако делать это де Голлю совсем не хотелось – США, донельзя раздражённые «предательством» французов, недвусмысленно обещали «попортить экологию Франции» атомными бомбами, если де Голль и дальше будет продолжать в том же духе. И была ещё Британия со своими «випами» и ядерным оружием, также не испытывавшая к Франции особо тёплых чувств. И де Голль балансировал на лезвии ножа, поставляя русским продовольствие и одновременно запугивая Франко перспективой советского вторжения, если Испания не перестанет поддерживать НАТО. Последнее возымело должный эффект – каудильо потребовал, чтобы американские войска, переправлявшиеся через Атлантический океан, не высаживались в испанских портах. «Не для того я провозгласил политику национального примирения, – витийствовал Франко, – чтобы вновь ввергнуть мою страну в пучину войны!» (в переводе на обычный язык это означало «А идите вы все со своими проблемами и меня не трогайте!»). А Москва – Москва молчала: советские танковые дивизии стояли на месте.